Повторная виктимизация
Повторная виктимизация — это ретравматизация жертвы сексуального или иного насилия, выражающаяся в реакции отдельных людей или институтов. Обвинение жертвы является одной из форм повторной виктимизации. Другие возможные её формы — это, в частности, неуместное поведение окружающих после насилия, некорректные высказывания медицинских работников или других людей, с которыми контактирует жертва.
В культурах с жёсткими обычаями и табу по отношению к сексу и сексуальности жертвы изнасилований особенно сильно стигматизируются. Например, общество может рассматривать жертву изнасилования (особенно если до этого она была девственницей) как «испорченную». В таких культурах повторная виктимизация может принимать формы общественного отвержения, изоляции или даже институционального наказания жертвы, например, запрета на брак, принудительного развода (в случае, если жертва уже состояла в браке) или убийства.
~
Одна из технологий, продуктивность которой значительно выросла еще до начала Промышленной революции, — книгопечатание. До изобретения Гутенбергом в 1452 г. печатного пресса каждую копию книги переписывали от руки. Этот процесс был не только длительным (чтобы переписать 250-страничную книгу, требовалось 37 человеко-дней), но и весьма неэффективным в смысле использования энергии и материалов. Рукописный текст различать труднее, значит, рукописные книги должны быть большего формата и на них требуется больше бумаги. Переплет, хранение и транспортировка объемных фолиантов тоже обходились дороже. За два века после Гутенберга книгоиздание стало высокотехнологичным бизнесом и производительность изготовления бумаги и книгопечатания выросла более чем в 20 раз (рис. 4–8), опережая темпы роста всей британской экономики времен промышленной революции.
Новая эффективная технология издания книг привела к взрыву книгопечатания. На рис. 4–9 видно, что число книг, издаваемых в год, в XVII в. стабильно росло, а к концу XVIII в. взлетело до небес.
При этом книги не были забавой одних лишь аристократов и интеллектуалов. Как отмечает литературовед Сюзанна Кин, «к концу XVIII в. платные библиотеки с выдачей книг на дом уже были широко распространены в Лондоне и провинциальных городах и большую часть их книжных фондов составляли романы». С ростом доступности книг росло и желание читать. Сложно оценить уровень грамотности до эпохи всеобщего образования и стандартизированных тестов, но историки отыскали убедительные косвенные показатели, например процент людей, сумевших расписаться в книге регистрации актов о заключении брака и в судебных документах. Рис. 4–10 показывает пару временных рядов, составленных Кларком и позволяющих предположить, что в XVII в. уровень грамотности в Англии удвоился и к концу столетия большая часть мужчин Англии уже умела читать и писать.
Одновременно с этим рос уровень грамотности и в других странах Европы. К концу XVIII в. большинство французов умели читать, и, хотя по другим странам показатели грамотности за тот период недоступны, есть все основания предполагать, что в начале XIX в. в Дании, Финляндии, Германии, Исландии, Шотландии, Швеции и Швейцарии большинство мужчин были грамотными. Читающая аудитория росла, но и это еще не все: люди начали читать иначе — изменение, которое немецкий историк Рольф Энгельсинг назвал «революцией чтения».
Теперь читали не только религиозные, но и светские книги, читали не вслух, а про себя, читали актуальные памфлеты и периодику, а не многократно перечитывали несколько канонических текстов вроде альманахов, религиозных трактатов и Библии. По словам историка Роберта Дарнтона, «конец XVIII в. действительно кажется поворотным пунктом, временем, когда широкой публике становится доступно гораздо больше материалов для чтения, когда возникает широкая читательская аудитория, которая в XIX в. вырастет до огромных размеров — с промышленным производством бумаги, появлением паровых печатных станков, линотипа и практически поголовной грамотностью».
И конечно, людям XVII и XVIII в. уже было о чем читать. Научная революция показала, что обыденный человеческий опыт — это лишь узкий сегмент знаний на шкале от микроскопического до космического и наш дом во Вселенной вовсе не центр мироздания, а огромный камень, обращающийся вокруг звезды. Благодаря открытию Америки, Океании, Африки и морских путей в Индию и Азию европейцам явились новые миры: стало известно о существовании экзотических народов, жизнь которых была совсем не похожа на жизнь европейских читателей.
Развитие письменности и грамотности кажется мне самым подходящим кандидатом на роль внешней причины, запустившей Гуманитарную революцию. Изолированный мирок деревень и кланов, постижимый с помощью пяти чувств и обслуживаемый единственным провайдером контента — церковью, уступил место феерии народов, мест, культур и идей. И в силу разных причин расширение границ мышления вполне могло добавить человеколюбия чувствам и убеждениям людей.
Опасно ли равенство?
Если ХХ век дал женщинам равенство в праве на труд и гражданское самоопределение, то XXI век разрушает незыблемость брачного договора, освободив женскую сексуальность и открыв женщинам дорогу в политику и бизнес. Именно женщины выступают против роли жертвы физического и психологического насилия, заставляя общество пересматривать основы психологического доминирования. Популярность движений против домашнего насилия и неравенства в разных сферах жизни только набирает обороты и в основном продвигается женщинами или небинарными персонами — в общем, теми, кто отвергает традиционные «мужские» модели власти, основанные на силе.
Мужчины приспосабливаются к новой ситуации достаточно быстро, осваивая традиционно «женские» способы соблазнения и манипулирования, становясь «внезапными и непредсказуемыми». Те же, кто настаивают на мужском доминировании, используя домашнее насилие, всё чаще остаются без семьи.
Алкоголизм и зависимое поведение стремительно выходят из моды, и желающих «спасать» зависимых мужчин становится меньше. Ну а сказочных «настоящих» мужчин больше не существует: даже Джонни Деппа дома поколачивают. Возможно, традиционно «мужское» поведение — та жертва, которую мы готовы принести ради нового консенсуса?
Именно поэтому многие пары сейчас разрушаются: не выдерживают конкуренции друг с другом и борьбы за власть. А во времена пандемии даже крепкие браки затрещали по швам (скоро узнаем статистику 2020 года и сможем делать более обоснованные выводы).
Всеми овладевает насилие? Но ведь кажется, мы живем более-менее безопасно. Однако в 2020 году становится очевидно, как хрупка эта безопасность и как легко возвращается власть страха, жесткие границы между государствами и людьми, вражда и вооруженные столкновения.
Пандемия отчасти решает проблему «кто виноват и кого бить»: разгул ужасного вируса вернул людям страх перед чем-то иным — неуловимым и непредсказуемым заместителем высших сил, которые ограничат бесстрашие современности. Теории заговора спасают от неопределенности, возвращая веру в контроль людей над миром: уж лучше кровавая борьба с плохими, злыми или могущественными людьми, чем бесплодная — с чем-то иным, не подконтрольным нашей воле.
В конечном итоге мы все постоянно чего-то боимся и склонны к психологическому насилию, осознаем мы это или нет. Не осознающие и не признающие своей агрессии люди — довольно опасные существа: «С Библией в руках и с камнем за пазухой». Классик немецкой психиатрии Э. Крепелин описывал этими словами больных эпилепсией, однако посмотрите вокруг: сейчас всё больше людей чувствуют на себе «белое пальто». Открыто признавать собственную агрессию в современном мире могут позволить себе лишь те, кто не боится ответственности.
Разрушение привычных иерархий в обществе
Схема «доминирование — подчинение» традиционно была базой для построения общества: насилие государства над гражданами, одних государств над другими, предприятия над работниками, учителей над учениками, родителей над детьми, мужей над женами — всё это было естественным в вертикально структурированном обществе.
Мы начинаем понимать насилие не как условие существования социальной системы или общественный договор, а как нежелательное и устаревшее психологическое явление (сделаем стандартную оговорку, что говорим только о западной культуре).
Вместо порядка, в котором младшее поколение перенимает опыт у старшего (по М. Мид, это называется постфигуративной культурой), воцаряется культура, в которой мудрость старших не ценят. В новой системе (префигуративная культура) оказывается, что старшие должны учиться у младших — причем не только использованию гаджетов, но и новой психологической культуре. А без освоения психологии родители получают формальные отношения с детьми: лишенные близости и основанные только на долге.
Что не надо говорить жертве насилия
В некоторых ситуациях, если хочется ляпнуть что-то эдакое, лучше закрыть рот и помолчать. В случаях с жертвами противоправных действий и насилия – эта фраза лучше всего подходит, если ты хочешь подчеркнуть, что виновата (даже на один процент) жертва насилия.
- Не говори: «Может, ты сама спровоцировала?»
- Скажи: «Никто не должен так поступать, как поступили с тобой!»
Жертва насилия часто страдает от того, что с ней поступили несправедливо и ни за что, в то время как доброхоты заботливо подыскивают сто и одну причину так с ней поступить. Одежда, слова, действия (в рамках закона) не могут быть причиной, чтобы применить к человеку насилие.
- Не говори: «А вот у меня было…»
- Скажи: «Я всегда рядом, чтобы помочь»
Поверь, у жертвы насилия достаточно собственного горя, чтобы слушать о твоем. В частности, если в ситуации с разбойным нападением ты сравниваешь его с тем, что у тебя незаметно умыкнули кошелек в метро. Предложение помощи всегда лучше, чем пустое хвастовство.
- Не говори: «Я знаю, что ты чувствуешь»
- Скажи: «Как тебе помочь?»
Не нужно говорить, что ты понимаешь, что чувствует жертва насилия, если с тобой такого никогда не было. У каждого человека ощущения индивидуальны и даже болевой порог совершенно разный. Если же ты побывала в аналогичной ситуации, спроси, не нужен ли совет.
- Не говори: «Это тоже пройдет»
- Скажи: «Выход есть, и мы его найдем»
Человеку, который пережил насилие, кажется, что весь мир против него, и ему больно прямо сейчас. И главное – ему совсем неинтересно, что будет когда-то там давно через сто лет. Ему интересно быть в порядке сейчас.
Не говори: «Сама виновата» и «Надо было сделать вот так-то»
Лучше помолчи, если такие фразы вообще пришли в твою голову. Жертва насилия прошла через ужасную, страшную ситуацию, которую не могла контролировать. Она не верит, что с ней так обошлись, не хочет даже думать о том, что кто-то может быть настолько жесток. Своими словами ты совершаешь еще один акт насилия, но это уже скорее пинок лежачему. Так что лучше помолчи, если хочешь это сказать.
Но главное, если ты знаешь, что кто-то стал жертвой насилия, не умалчивать этого, а отправиться за помощью прямиком к правоохранительным органам. Насилие наказуемо и должно наказываться, а жертва часто боится попросить о помощи.
Фото: Freepik
Читай также:
Это под силу каждому: 8 простейших шагов к гармонии и балансу
Как трансформируется понятие равенства
Равенство и партнерство в теории весьма простые концепты. Но если рассматривать их не как абстрактные принципы, а как реальные психологические процессы, они окажутся невероятно сложны!
Поскольку эти усилия так тяжелы, многие выбирают насилие как отказ от развития, трансформации и эволюции. Семейным психологам отлично известно, как много борьбы в обыденной жизни современной пары, исповедующей партнерские отношения, насколько сложно реальным людям воплотить требования партнерства и какого уровня личностного развития оно требует. Без регулирующей роли государства (семейного права, органов опеки, справедливых судов и сбалансированных законов) равное партнерство скорее исключение, чем правило: люди по-прежнему не умеют договариваться даже с самыми близкими.
На семейной терапии хорошо видно, как один из партнеров тормозит в этом усилии, выбирая насилие, оборонительную позицию или стагнацию, предпочитая развод развитию, — и очень часто такой человек выбирает позицию жертвы.
Почему люди обвиняют жертву
Еще в середине ХХ века психолог Мелвин Лернер провел ряд исследований, которые доказали, что люди верят в некую вселенскую справедливость. Каждый, сознательно или подсознательно уверен, что зло однажды будет наказано, а за добро ему воздастся.
Потому, когда с кем-то происходит нечто плохое, мы логично начинаем искать причины, почему так произошло именно с этим человеком. Чтобы наше не рушить в подсознании картину идеального мира, нам легче уцепиться за какой-то мелкий проступок пострадавшего человека и раздуть его до тех границ, в которых насилие, которому человек подвергся, было бы справедливым.
Как избежать виктимблейминга
Разговаривая с кем-то, кто стал жертвой преступления, важно не задавать слишком много вопросов о событии, чтобы не создавать впечатление обвинения жертвы. Человек, который испытывает стыд и чувство вины, может с большей вероятностью интерпретировать вопросы «почему» как своего рода обвинение. Кроме того, уточняющих утверждений лучше избегать
Указание на поведение жертвы может привести к тому, что они будут чувствовать себя виноватыми в произошедшем с ними. Необходимо просто выразить сочувствие пережившему преступление, уметь выслушать его, не предлагая суждений или толкований события. Это будет служить лучшим способом оказать поддержку такому человеку
Кроме того, уточняющих утверждений лучше избегать. Указание на поведение жертвы может привести к тому, что они будут чувствовать себя виноватыми в произошедшем с ними. Необходимо просто выразить сочувствие пережившему преступление, уметь выслушать его, не предлагая суждений или толкований события. Это будет служить лучшим способом оказать поддержку такому человеку.
Полезно помнить, что независимо от того, что сделал или не сделал человек, затронутый преступлением, оно всегда является ошибкой виновного, а не жертвы. Несмотря на то, как жертва действовала, преступник является единственным, кто должен нести ответственность за это преступление. Осознание людьми этого неоспоримого факта может помочь как предотвратить виктимблейминг, так и получить большую поддержку и справедливость для жертв сексуального насилия, надругательств и других преступлений.
Если вам интересна эта тема, и вы хотели бы больше узнать о таких видах психологического насилия над жертвой, как: виктимблейминг, газлайтинг, слатшейминг и пролайферство, то можете прочитать соответственную информацию на сайте Википедии.
Также для более глубокого понимания темы виктимблейминга, рекомендуем вам ознакомиться с научными трудами: статьями, диссертациями и их авторефератами, другими научно-исследовательскими работами. Например, интересной и познавательной является статья кандидата социологических наук — Нарожной Д.А. «Виктимблейминг в отношении женщин как проявление деструктивного гендерного взаимодействия».
Что такое виктимблейминг
Виктимблейминг или обвинение жертвы – это когда жертва преступления или любого другого противоправного деяния частично или полностью обвиняется в причинении вреда ей самой. Такое явление возникает из-за многих факторов, в основном – культурных и религиозных. Так, к примеру, жертвы бытового насилия и сексуальных преступлений часто становятся жертвами во второй раз – когда до них добирается общественное мнение.
Нежелание понять, что никакое насилие или противоправное деяние по отношению к другому человеку, не может быть оправдано, становится причиной множества ужасных случаев в судебной практике. Но еще больше таких случаев умалчивается и даже не доходит ни до СМИ, ни до полиции.
Жертвы насилия часто сталкиваются с остракизмом, неприятием со стороны общества, язвительными комментариями по отношению к ситуации и указыванием на «ошибки и оплошности, промахи и проколы» жертвы, которых может и не быть вовсе.
Из виктимблейминга вышел еще один термин: виктимность. То есть, склонность к тому, чтобы стать жертвой преступления. Сюда входит весь спектр обвинений жертвы – не то поведение, не такой внешний вид и в целом все, что может «спровоцировать» на преступление. И довольно часто поклонники этого понятия просто занимаются тем, что оправдывают преступника, обвиняя жертву в том, что она – жертва.
Случаи виктимблейминга
Частые случая обвинения жертв в насилии, совершенном над ними, все еще случаются в Восточных странах и в странах Южной Азии, однако и на Западе без этого не обходится. Как и в странах постсоветского пространства.
Недавний случай, поднявший эту проблему вновь – история Дарьи Агений из России. Девушка, защищаясь от изнасилования, отбилась от напавшего на нее мужчину, но спустя месяц после ее саму задержали и обвинили в нанесении тяжкого вреда здоровью. Дарья запустила акцию против насилия #самаНЕвиновата, которую поддержали женщины со всего мира, рассказывая о том, как пережили насилие.
На данный момент по этому хештегу в одном только Инстаграме размещено 2596 публикаций. Это более двух тысяч историй жертв насилия, которые столкнулись с обвинением в насилии, которое над ними совершили.
«Сам виноват» для самых маленьких
Почему же люди начинают обвинять жертв насилия и в целом пострадавших от чего-либо? Не новость, но все начинается с детства, когда самые близкие люди начинают внушать растущему человеку, что он сам во всем всегда виноват.
Несмотря на распространенное мнение, что дети маленькие и ничего не понимают, для малыша есть большая разница между фразами «В следующий раз будь осторожнее» и «Сам виноват!». Эти две фразы ведут к совершенно разным итогам. И, к сожалению, фраза «Сам виноват!» ведет у ребенка к развитию нездорового чувства вины. Человек не всегда может на сто процентов контролировать ситуацию и не всегда его жизнь принадлежит только ему самому.
Но, сюрприз-сюрприз, человек может контролировать свое поведение и только свое, а еще – не обладает даром ясновидения. Поэтому когда жертву насилия обвиняют в том, что она не могла контролировать чужое поведение и не посмотрела одним глазком в будущее, чтобы предотвратить это насилие, звучит это крайне глупо и жестоко.
История понятия
Термин «обвинение жертвы» (victim blaming) впервые использовал Уильям Райан в одноимённой книге (Blaming the Victim), опубликованной в 1971 году. Райан описывает обвинение жертвы как идеологию, применяемую для оправдания расизма и социальной несправедливости в отношении чернокожего населения США. Книга была написана в качестве реакции на книгу Патрика Мойнигана «Негритянская семья: за вмешательство государства» (The Negro Family: The Case for National Action), вышедшую в 1965 году и известную в США как «отчёт Мойнигана» (the Moynihan Report).
Мойниган считал непосредственной причиной тяжёлого положения афроамериканцев семейную структуру с преимущественно или постоянно отсутствующим отцом и матерью, которая зависит от государственной поддержки в обеспечении детей питанием, одеждой и медицинской помощью. По мнению Мойнигана, чтобы изменить ситуацию, требовались государственные меры по укреплению нуклеарной семьи среди чернокожего населения. По мнению Райана, теории Мойнигана были попытками преуменьшить роль социально-структурных факторов в существовании бедности и возложить ответственность на самих бедных, их поведение и культурные паттерны. Книгу Райана называют «сокрушительной критикой ментальности, обвиняющей бедных в их бедности, а слабых — в их слабости».
Хотя именно Райан популяризировал термин «обвинение жертвы», само явление хорошо известно в человеческой психологии и истории. В частности, множество примеров обвинения жертвы можно найти в Ветхом Завете, где трагедии и катастрофы оправдываются предшествующим поведением и грехами жертв.
В 1947 году Теодор Адорно описал явление, которое позже было названо обвинением жертвы, как «одно из самых пагубных свойств фашистского характера». Немногим позже Адорно и его коллеги по исследовательской группе Беркли разработали свою знаменитую F-шкалу (где F означает «фашизм»), которая включала среди прочих фашистских черт «презрение ко всему дискриминируемому или слабому». После Адорно некоторые другие авторы также относили обвинение жертвы к типичным фашистским чертам.
Экспериментальные данные
Это не просто спекуляция. Психологи Лернер и Симмонс продемонстрировали на классическом тесте все, что вам нужно знать о виктимблейминге. Двум группам участников показывали видео, в котором человеку задавали вопросы и за неправильные ответы больно били током (конечно, это был актер и никто не пострадал). Обеим группам было жалко человека. Потом задание усложнили. Одной группе разрешили компенсировать страдания жертвы, голосуя за отмену наказания током за ошибки и вознаграждение деньгами за правильные ответы. Таким образом им дали возможность восстановить справедливость и сделать мир снова добрым. Второй группе участников такого не предложили. Им сказали просто сидеть и наблюдать за тем, как человека наказывают за ошибки. В конце у всех участников попросили высказать мнение о жертве. Те, которым был дан шанс восстановить справедливость, видели жертву как хорошего человека. Те, кто просто наблюдал за страданиями, сказали, что человек был сам в этих страданиях виноват.
Таким образом, виктимблейминг — своего рода защитная реакция, которая помогает нам поддерживать розовые иллюзии. Жаль, что ради собственного удовлетворенного покоя нам нужно пожертвовать душевным миром другого человека. Переложить вину с преступника, с агрессора, на жертву.
Можно ли застрять в позиции жертвы?
Но нет ли обратной динамики, когда мы начинаем намеренно искать ситуации, в которых были жертвой: харассмент, оскорбления, токсичные отношения? Да, в жизни женщины (в особенности российской женщины, которую не защищает закон) есть огромное количество ситуаций эмоционального, физического, экономического и сексуального насилия. Она по факту много раз была жертвой, может быть, даже не осознавая этого — многие из нас понимают, что случилось насилие, куда позже, чем оно случилось по факту.
Но следует помнить, что осознание какого-то явления всегда открывает дорогу эмоциям. Если вы обнаружили, что ваш партнер вас абьюзит, и не признаете, что вам этого хочется (а многим хочется подчиняться, и не только в сексе — и они имеют право этого хотеть), то вы автоматически оказываетесь в мире, где добро и зло сражаются между собой каждую минуту вашей жизни. Вы становитесь жертвой — с кулаками или без, а мир становится более опасным местом, населенным людьми, которые хотят вас использовать или подчинить в своих психологических или корыстных интересах.
Почему женщины не уходят?
— Пойду прямо по тем стереотипам, которые в головах у людей. Первый и главный — «она сама такого выбрала», она же стала с ним жить, куда смотрела, почему не видела. И правда, почему и куда?
— Человек, который применяет насилие, тщательно выбирает объект своей агрессии. Он понимает, с кем можно вести себя агрессивно, а с кем — нет (с начальником он может быть очень даже покладист). Более того, после акта агрессии, он может быть очень нежен с жертвой. В тот момент, когда женщина выходит замуж, она чаще всего влюблена и агрессор может вести себя очень галантно и учтиво.
Бывает, что люди считают, что будь женщина более разумная, ушла бы после первого удара, не дожидаясь повторения…
— Да, второй стереотип — взяла бы и ушла. Почему она не может уйти от своего мучителя? Почему они не уходят, а если уходят, то возвращаются? Почему прощают?
— Ни одна женщина не получает удовольствия от оскорблений, унижений, насилия. Она может терпеть из-за детей. Ей могут угрожать родственники. У нее может не быть средств к существованию. У нее может быть надежда на то, что партнер изменится. Женщина остается, потому что пытается выжить, сохранить жизнь, детей и семью. А не потому, что получает удовольствие.
Единственный кто получает удовольствие в этой ситуации — агрессор, но в этом он никогда не признается, так как это повлечет за собой порицание общества, но что еще труднее, внутреннюю ответственность за происходящее.
Часто женщины объясняют себе и другим, что не могут уйти из-за детей. Мол, детям нужен отец. Да, дети нуждаются и в матери, и в отце. Но также они нуждаются в их любви и заботе, поддержке и понимании. И если вместо этого ребенок живет в ситуации стресса и напряжения, агрессии и насилия — все это отражается на его психическом здоровье.
Ребенок переживает страдание, в его внутренней реальности он бессознательно видит себя на месте жертвы, как будто это над ним совершается. Таким образом, с детьми из семей, где совершается домашнее насилие, работа проводится и как со свидетелями насилия, и как с пострадавшими, даже если их никто не бил, они явно пережили эмоциональное насилие. Дети нуждаются в любящем отце, заботящемся отце, а не в том, от кого нужно спасаться и защищаться что это за опора и защита, от которой нужно защищаться?
Мужчина избивающий мать своих детей (или детей женщины, с которой состоит в отношениях) — не может быть хорошим, любящим, заботливым отцом, так как он в открытую, через насильственные акты демонстрирует свое иное лицо, где есть неуважение, унижение и уничтожение личности другого человека.
— Третий стереотип — сама виновата (провоцировала, не сумела, не смогла). Виновата?
— От поведения женщины в ситуации домашнего насилия ничего не зависит. Большинство женщин рассказывают, что муж часто находит совершенно противоречивые по смыслу поводы, чтобы оскорбить или избить. Разве кому-нибудь придет в голову обвинять и провоцировать прохожего, избитого хулиганами, или ограбленного человека? В ситуации же домашнего насилия начинает работать другая логика, и появляются вопросы, связанные не с преступлением (избиением, изнасилованием), а с поведением пострадавшей.
Жертва насилия никогда не виновата в насилии совершенным над ней. Насилие — это проблема власти, которую решает/реализует агрессор с помощью насилия. Это нужно агрессору. От поведения женщины ничего не зависит. Как бы она себя не повела, она не может предотвратить насилие.
В ситуации насилия, есть только один виновный — человек, совершивший преступные действия. Он выбрал этот путь. Он сделал бы это вне зависимости от поведения пострадавшей женщины. Это его преступление. Обвинять женщину недопустимо
Все эти рассуждения также фокусируют внимание на женщине как причине негативного поведения мужа и подразумевают, что именно поведение женщины приводит к насилию. Дело в том, что женщина может угождать обидчику всеми способами, однако он все равно найдет повод для того, чтобы применить агрессию
Кто такие виктимблеймеры и откуда они берутся
Удивительно, но атаки виктимблеймеров являются всего лишь отражением их собственных скрытых страхов. В виктимблейминге мы видим, как работает своеобразный коллективный механизм психологической защиты. Первоначально, сразу после вскрытия факта произошедшего, жертва получает-таки долю сочувствия. Общественное сознание понимает, что произошедшее — плохо, и что жертва — действительно жертва. Но по мере раскрытия подробностей, когда становится ясно, что жертва никак не могла предотвратить, например, изнасилование, сторонний человек всё равно старается найти ему какое-то объяснение. «Значит, жертва сама спровоцировала изнасилование. Значит, она не такая, как все, не соблюдает правила, а потому «испорченная» и заслуживает наказание». Таким образом он словно вычёркивает себя из категории тех, кто может подвергнуться такому же нападению. Преступник либо исчезает из истории как факт, либо становится карателем за нарушение «общепринятых» норм. В первую очередь виктимблейминг — это отрицание случайности атаки, создание иллюзии собственной безопасности. Общество обвиняет жертву не из неприязни к ней, а от страха того, что с ней произошло.
Виктимблейминг происходит и в том случае, когда человек понимает, что не может помочь жертве перестать чувствовать себя плохо. Если мы знаем, что в результате наших действий человек моментально станет счастливым, мы кинемся помогать ему, не раздумывая. Например, если у вас на улице выхватят сумку, вероятность того, что свидетели обвинят вас в произошедшем, крайне мала. Кто-то бросится догонять преступника, кто-то поможет вам связаться с полицией, кто-то просто поддержит вас, чтобы вы почувствовали себя лучше. Однако жертвы изнасилования от дружеских объятий и слов «всё будет хорошо, ты справишься» веселее отчего-то не становятся. Человек, привыкший видеть сиюминутный результат своих действий, сталкивается с ситуацией, когда его усилия кажутся совершенно напрасными. Тогда его психика тоже включает механизм защиты, но теперь уже не ради чувства безопасности, а для собственной поддержки: «Я помогаю ей, а она продолжает грустить. Наверное, ей нравится такое состояние».
Всё вышеописанное, конечно же, пусть и объясняет логику виктимблеймеров, но совсем не означает, что их действия могут быть оправданы. Зачастую виктимблеймеры — люди категоричные, не стесняющиеся в выражениях, бросающиеся громкими фразами. Они отличаются повышенной долей цинизма и отсутствием элементарного сочувствия. Травя жертву, они укрепляют свою низкую самооценку, ведь собственными успехами её восстановить не получается.
Вера в справедливый мир
Да, частично виктимблейминг происходит от невежества и чувства собственного превосходства, но проблема лежит еще глубже и коренится в нашей вере в добрый и справедливый мир. Каждый день нам говорят об ужасных событиях, от войн и терактов до грабежей и изнасилований. Если бы мы были действительно рациональными людьми, мы бы понимали, что не застрахованы от того, что это может произойти и с нами в любой момент. Если бы мы так думали, мы бы жили в страхе и стрессе. Вы не напуганы? Тогда спросите себя почему?
Дело в том, что наша психика защищается и мы хотим верить (и верим) в то, что мир — добрый и справедливый. В этом мире с хорошими людьми происходят только хорошие вещи. А мы — хорошие люди, поэтому с нами плохое не может случиться. А если с кем-то случилось плохое, значит он сам плохой.
Свежие новости
- Киевская елка стала одной из самых красивых в Европе
- Основные стратегии инвестирования: советы от Фридом Финанс Украина
- «Секреты Шефа» — коллекция мировых шедевров от ТМ «Наша Ряба»
- Дизайнер создал шрифт вдохновившись украинской музыкой
-
Лучшие фильмы 2019 года по версии ВВС
Новости на главной
Мы не глупы, конечно, умом-то мы понимаем, что с хорошими людьми могут случаться плохие вещи, но в глубине души мы все равно цепляемся за иллюзию «честного» мира. Именно поэтому мы так любим поговорки вроде «Как аукнется, так откликнется» или «Что посеешь, то и пожнешь». Нам было бы очень страшно и некомфортно жить в мире, где страдания незаслуженны, несчастья непредсказуемы, и нет никакого смысла быть добрым. Поэтому наш мозг придерживается детских иллюзий. Когда что-то происходит плохое с кем-то, то этот человек будто ставит под угрозу наше представление о мире, как о безопасном, справедливом месте. Мы не хотим верить, что это хороший человек, как мы сами и ему жутко не повезло. А завтра может не повезти нам. Нет, мы предпочитаем думать, что мы-то в безопасности, мы — хорошие, а он точно что-то плохое сделал. Мы психологически отделяем себя от жертвы. Что же жертва сделала не так? Мы найдем. Носила вызывающие наряды. Гуляла вечером не там, где надо. Выходила замуж не за того, кого надо. Недостаточно замков повесила на двери. Не так смотрела, говорила, дышала. Прекрасно, мы-то знаем, как правильно — поэтому с нами, умными и правильными, все будет хорошо. А этому — так и надо, раз он такой тупой и испорченный. Он это заслужил.
