Новый альбом БГ Знак огня как фиктивный компромисс

«Мой Ясный Свет»: мы вечно пребудем одно

Всё, приближаемся к самому главному, к самому сокровенному. «Мой Ясный Свет». Это поистине важнейшая песня Бориса Гребенщикова, которая раскрывает его представление о смерти тела и о жизни вечных субстанций. Основные тезисы произведения, на мой взгляд, действительно предельно ясны:

— ясный свет – та духовная ткань, в которую мы все вшиты

— ясный свет – истинная реальность, выше видимой, материальной

— ясный свет – неуничтожимая основа вселенной

— ясный свет – это музыка мироздания, великая песнь жизни

И все эти пункты, выраженные в словах, буквально гибнут в настроении песни, которая уже отделяется от общепринятых форм и приближается, скорее, к гимну в духе Баха или Моцарта. Тем не менее, смысловые зацепы здесь, безусловно, есть. Гребенщиков вновь даёт понять, что его с товарищами не поймала в сети «ни эта, ни та» – ни стойкая, нордическая школа, ни южная суета. И все они будут «пить и смеяться, как дети» в истинном – незримом, духовном и невечернем свете:

Мой ясный свет,
Свет невечерний, свет беспечальный.
Мой ясный свет,
Даже когда разверзается дно.
Неизъяснимый мой – истинный мой провайдер.
Рухнут софты и железо сгниёт, а мы –
Мы остаёмся одно.

Что тут можно добавить? Безусловно, Гребенщиков, как лирик, как поэт гениален! И дело, конечно, не в колких антрепризах типа «нет ничего драгоценней зимы, даже когда её нет и в помине»: удалится 2020-й – и чем дальше, тем меньше люди будут понимать, что в этом году была чрезвычайно тёплая зима почти совсем без снега. Важнее другое: «Рухнут софты и железо сгниёт». Вот тут Гребенщиков актуально крут. Это же надо обладать поистине космическим ощущением эпохи, чтобы так написать! Ну а что: рухнут софты и железо сгниёт – и не смогут историки XXII века выяснить ни одной детали из жизни нас, смертных, почивших.

Но ещё важнее совсем другое: «Неизъяснимый мой – истинный мой провайдер». Получается, что Борис Гребенщиков ощущает связь с Богом отчётливее и яснее, чем связь со всеми феноменами окружающего мира. Для него «свет невечерний» – так, кстати, называется философское сочинение отца Сергия Булгакова (1871–1944) – более реальная субстанция, чем мнимая действительность вокруг. И проблема смерти, которая отделяет нас от непосредственного проникновения в этот свет, воспринимается БГ с южным оптимизмом: «Сдвинем бокалы, сильны и спокойны, верные знаку открытой руки».

Кстати, знак открытой руки – изображаемый обычно в виде симметричной ладони с открытым глазом в центре – в мусульманском мире называют также «рукой Фатимы», то есть рукой судьбы. В этом отношении интересно заметить, что песня, которая предшествует треку «Мой Ясный Свет», называется «Не судьба».
Кстати, «Ясный свет» – так называется петербургское издательство, которое выпускает сочинения буддийских авторов. И мне даже казалось, что перевод «Бхагавад Гиты», который БГ осуществлял на протяжении целого десятилетия, вышел в этом издательстве (но на самом деле это «АСТ»). Как бы то ни было, название даёт понять, что у «ясного света» в песнях Гребенщикова есть свой бэк-граунд.

Семантически «Мой Ясный Свет» объединяет «Вечное возвращение» и «Знак» в единую трилогию, где свет тождественен великой песне. Гребенщиков призывает Óдина «пой нам» и сам исполняет гимн в ответ. И воистину – этот гимн получается божественным. Не только в смысле религиозности по форме, вроде органной музыки, но в первую очередь по содержанию. По вере в то, что ясный свет пронзает мир телесно живых и мёртвых, тесно скрепляя всех нас в единый макрокосм. И вера в данном случае представляет собой не слепое доверие, а опытное знание. Что это за особый гребенщиковский опыт – одному Богу известно. Но заключительная фраза песне ясно даёт понять – основание настоящее, неподдельное:

Рухнут софты и железо сгниёт, а мы –
Вечно пребудем одно!

«Красная река»: вода превращается в свет

Упомянутый «День Радости», с его мотивом «Бог есть свет, и в нём нет никакой тьмы», вновь появляется в качестве завершающей песни на альбоме «Пушкинская, 10» (2009). Но на пластинке много старых песен и сравнительно мало нового материала. А «Наша жизнь с точки зрения деревьев» (2010) и вовсе выглядит как привет из 1989 года, так как хронологически стоит рядом с «Феодализмом».

Принципиально новый альбом вышел у «Аквариума» в 2011-м. Большинство критиков едва ли не единогласно назвали «Архангельск» самой мощной пластинкой группы за последнее десятилетие. Сравнивая по силе воздействия разве что с «Сестрой Хаос» (2002). И вот на «Архангельске» тема света проявляется особенно заметно. Причём сразу в нескольких песнях и не по одному разу.

Трек «Красная река» довольно сложно интерпретировать, как и любой другой текст, где словами выражается трансцендентный опыт. Лично у меня преодоление красной реки ассоциируется с мистическим переходом по калиновому мосту. В славянской мифологии калиновый, то есть раскалённый, и в этом смысле – красный мост соединял мир живых и мёртвых. У Гребенщикова мост не упоминается, и по реке нужно перейти вброд.

Красная река поперёк моего пути.
Я помню, что шёл, но вспомнить, куда, не могу.
И, кажется, легко переплыть, перейти.
И вдруг видишь самого себя, как вкопанного, на берегу.

Если в «Соколе» лирический герой преображался в птицу, то в «Красной реке» вода становится его кровью. В целом, «кровавая» колеровка песни угадывается легко. У красной реки «крылья небесной зари». Но в контексте проблемы смерти важнее дважды упоминаемый свет. Сначала:

А твоя красота – свет в окне потерянному в снегах.

И в самом конце:

Но когда это солнце восходит над красной рекой,
Кто увидит вместе со мной, как вода превращается в свет?

С чего бы воде превращаться в свет? Если только вода-кровь, а свет – тот свет. Тогда получается, что песня – про переход в загробный мир, а душа лирического героя присоединяется к Божественному свету. Но почему БГ вопрошает: «Кто увидит вместе со мной, как вода превращается в свет?». Значит ли это, что современные люди мало задумываются о «том свете», не признавая его реальности? Или Гребенщиков имеет в виду конкретных людей: кто увидит превращение воды в свет вместе с ним? Подразумеваются ли здесь его умершие родственники, с которыми он встретится у красной реки, или кто-то ещё – вопрос, думаю, остаётся открытым.

«Тёмный как ночь»: пение с мёртвыми на ржавом ветру

Очередной альбом БГ «Время N» (2018) был записан с легендами мировой музыки, которых Гребенщиков со товарищи заслушивали до дыр в 70-е, а теперь они играли вместе. В «Крестовом походе птиц» партию синтезатора исполнил Брайан Ино, а в треке «На ржавом ветру» – саксофонист “King Crimson” Мэлвин Дезмонд Коллинз, который до этого «засветился» на «Селфи».

Если не считать заглавной песни, самым популярным треком стал «Тёмный как ночь». По его мотивам даже сняли короткометражный фильм «Тёмная как ночь», где Александр Цыпкин немного поиграл с сюжетом «Анны Карениной». Но сама песня как будто вновь намекает нам на переход из одного света в другой: «Мы шли к Тому, Кто светлей всех на свете, а Он – Тёмный как ночь».

Некоторые увидели в образе Тёмного-как-ночь силуэты индуистских богов – властителя загробного мира Ямы и богини разрушения Кали

Другие обратили внимание, что «дорога в будущее вымощена яхонтом» – ярко-красным цветом, как рубин, который в древности называли яхонтом. И здесь вновь в памяти возникает «красная река», а переход через неё совпадает с «дорогой в будущее»

Но главное – в песне опять появляется мотив света:

Всё было светло, но нас сорвало с якоря.
И нет гарантии, что кто-то уйдёт целым.

В контексте богов смерти и разрушения последняя фраза звучит особенно актуально. Вот только с тем «светом» – божественным, витальным, питающим душу, как воздух тело – точек соприкосновения крайне мало. Почему? Неужели «время нае***иться» исказило и восприятие «жизни будущего века»? Или «пение с мёртвыми на ржавом ветру» – это некая внутренняя отсылка «Аквариума» к совместной игре на различного рода музыкальных фестивалях?

Подсказкой в данном случае может служить, что в песне «На ржавом ветру» исчезает сам свет: «Было украдено даже солнце поутру». И в этом же треке в образовавшейся полутьме отдельные фантазёры могут углядеть силуэт индуистского бога смерти: «Они говорят, что нас загнали в яму». Но в целом, тема света на «Времени N» представлена не особенно ярко. Может быть, это сделано, исходя из принципа «самоё тёмное время – перед рассветом»? Ведь на «Знаке огня» тему света презентовали, что называется, в полный рост.

Облако меток

BrazzavilleConan O’BrienMediaWikiMoonlightingPussy RiotQueenScorpionsSilent HillSimon & GarfunkelSystem of a DownwordpressX-FilesАбхазияАмстердамАнтон ЛапенкоАнтропологияАрт ГарфанкелБГБелла ЛугошиБравоБрюс УиллисБудапештВадим ДемчогВладимир ПознерВуди АлленГарри ПоттерГессеГогольДДТДжонДмитрий ДибровДудьДэвид БоуиДэвид ДуховныЕдиная РоссияЖириновскийЗемфираЗонаИгорь ШпиленокКСФУ HammerКСФУ UniversalКХСМКазаньКиевКот СаймонаЛеонид ПарфеновЛинчЛиссабонЛос-АнджелесЛьвовМасяняМедведевМинскМихалковМонти ПайтонМоскваМуракамиНТВНад облакамиНамедниНью-ЙоркОззи ОсборнО счастливчикПарижПензаПервый каналПитерПитер ФалькПолПол СаймонПо следам АэростатаПрипятьПутинРФРингоРуки вверхСибилл ШепердСотворение мираСьюзан БойлТарантиноТвин ПиксТим БертонТулаФрэнк СинатраФрэнкиХарьковХиддинкЧГКЧЕ 2012ЧМ 2010ЧаплинЧернобыльШварценеггерШерлок ХолмсЭкоЭлтон ДжонЭхо Москвывыборыстарое НТВфорекс

«Небо цвета дождя»: всё ясней ясного

Песня «Небо цвета дождя» с альбома «Архангельск» (2011) – ещё более загадочное произведение с отсылкой к свету.

Долго мы пели про свет, а сами шли сумраком,
Не замечая за болтовнёй,
Как ветер играл стеклянными струнами,
Соединяющими наши души с землёй.

Тема связи двух миров – телесного и духовного – задаётся с самого начала. И вновь вода отождествляется со светом. Посудите сами: небо – цвета дождя, глаза – живая вода. При этом вода-свет составляют ту универсальную субстанцию, благодаря которой жизнь и смерть пульсируют в постоянном «вечном возвращении». Людские души, как влага, испаряется с лица земли в небо, а там, собравшись тучей, низвергается обратно. Кажется, только Гребенщикову за одну телесную жизнь удаётся пережить несколько таких циклов:

Ничего, скоро январь затрещит за оградою,
Своим ледяным питиём вороша и дразня.
Только бы мне устоять, но я вижу – я падаю.
Падаю, падаю, падаю, падаю – в небо цвета дождя.

Падает снизу вверх? с земли в небо? Или падает в небо откуда-то ещё выше? Как если бы это был сокол, парящий вниз. Интерпретации, думаю, возможны различные. Но интересно, что в песне «Небо цвета дождя» озвучивается догадка: «А ещё говорят, что они были с крыльями». И чуть дальше:

А в небе прозрачная тишь, и всё ясней ясного.
Времени нет, и значит, мы больше не ждём.
И в синеву сердце возносится ястребом,
Чтобы благословить горящую землю дождём.

Здесь мы снова сталкиваемся с птицей, но это не сокол, а ястреб. Хотя, как я указывал выше, точное обозначение пернатого тут вряд ли имеет значение. Важнее, что «в синеву сердце возносится ястребом» и «И вдруг удивишься: а кто это теперь я? почему внизу туча, а надо мной ясно?». Получается, что «Сокол» и «Небо цвета дождя» – песни об одном и том же. О том, что умирающие возвращаются в «ясный свет» и оттуда могут ниспадать в виде дождя, который окропляет землю. И вновь мотив ясности связывается с небом:

А в небе прозрачная тишь, и всё ясней ясного.

В данном случае указание, что «времени нет», ясно даёт понять, что Гребенщиков имеет в виду загробный мир. В заключительной книге Библии, в «Откровении» святого Иоанна Богослова, ангел Господень уверяет, что на том свете «времени уже не будет» (Откр. X, 6).

«Вечное возвращение»: мы возвращаемся в ночь

2020-й начался для «Аквариума» под знаком огня. 31 декабря 2019 года группа представила официальное видео «Пошёл вон, Вавилон», от которого повеяло жаром печей Вавилона, которые «опаляют твоё лицо». И поклонники «Аквариума» заговорили о том, что в наступающем году Гребенщиков обязательно представит новую пластинку. Так и случилось: в июне под вывеской БГ вышел альбом «Знак огня» (2020). Позволю себе высказать категорическое замечание, что в тематике смерти пластинка оказалась программной. Нигде ранее ощущение загробного мира не демонстрировалось так открыто и чётко, как в «Знаке огня». Причём данный мотив не просто встретился в какой-то отдельной песне, но прошёл красной нитью через всю пластинку. Судите сами по тексту трёх песен: «Вечное Возвращение», «Знак» и «Мой Ясный Свет».

И только память о том, чего не было и нет.
Как ни пытайся, но мне не вспомнить, как выглядел свет.

«Свет» здесь уже в прошедшем времени. Ведь Гребенщиков вполне мог спеть «как выглядит свет», но он здесь уже в прошлом. Что получается? Гребенщиков поёт уже из загробья? А наш мир представляется нагромождением повседневной, сиюминутной памяти о вещах и событиях, которые с точки зрения того света представляются, как «чего не было и нет»? Такая интерпретация имеет право на жизнь, если учесть концовку песни «Вечное Возвращение»:

Работа выполнена, Óдин взял слово,
Мы возвращаемся в ночь.

Исходя из названия песни, после ночи последует новая заря, так же, как «солнце восходит над красной рекой». Но до восхода всё-таки нужно подождать, даже если «времени нет, и значит – мы больше не ждём». Вот и получается – «вечное возвращение», когда жизнь претворяется в смерть, мнимую по существу, поскольку после неё следует новый восход и новая жизнь.
Но что ещё более значимое в этой песне, так это определение ценности голоса и пения как таковых. Смотрите: «нам дали голос как дождь». Что это значит? бессмыслица какая-то. Но ровно до тех пор, пока мы вспомним «небо цвета дождя», в котором «ветер играл стеклянными струнами, соединяющими наши души землёй». Получается, что голос – это Божественный дар, связывающий мир живых и мир мёртвых в единый космос, масштаб которого стирает границы между этим и тем светом, делает различия между ними второстепенными. И именно голос пронзает, как струны, наш единый – неделимый на живых и мёртвых – мир, а пение выступает как проявление истинного существования во вселенной. Недаром Гребенщиков начинает с призыва «пой мне», а заканчивается песня величественным гимном «пой нам!».

Далее, процесс перехода от мира живых к мёртвым – хоть он и является в масштабах бытия крошечным и незначительным – для человека, тем не менее, предстаёт ключевым, поворотным, наиважнейшим. Всё равно что для беременной женщины – рождение её ребёнка. Вот только если ощущения младенца при появлении на свет нам неизвестны, то зрелый и состоявшийся человек может неким образом предвосхитить, что он испытает при рождении в «жизнь вечную»:

Смотри на небо ошеломлёнными глазами…
Смотри на небо, не понимая, что происходит…
Смотри на небо вертикальными зрачками…
Но не предпринимай ничего, пока я не дам тебе знак.

Только вот кто кому даёт указания? Складывается ощущение, что это ангел подсказывает душе умершего человека, что нужно делать при переходе в загробный мир. Лично у меня от таких предположений возникает настойчивая потребность перечитать соответствующие сочинения отца Серафима Роуза.

В смысловом поле «Знака огня» бросается в глаза, что, когда Гребенщиков говорит о свете, он идёт вразрез с православием. В «Вечном Возвращении» БГ призывает бога Óдина «пой нам», в «Изумрудной Песне» вопрошает, где швабра Тора. Заодно добавляет: «Мне не подходит предназначенный мне гроб» и «Идите к Богу в рай, а я ещё спою». Спою – вместе с Óдином? Вопросов получается больше, чем вопросов. Впрочем, чего вы ещё ждали от Бориса Борисовича?

«Сокол»: мутные стёкла

Недавно я переслушивал альбом «Лошадь белая» (2008). Подошла очередь «Сокола». Помимо потрясающей рифмы «его перья – а кто это теперь я», песня до этого меня, скажем так, не очень волновала с точки зрения глубинной философии. Было даже удивительно, что хор Сретенского монастыря выбрал именно её для акапелльного исполнения. Но когда я вновь услышал текст – меня вдруг как обухом по голове ударило: так это же всё про загробный мир! Посудите сами:

Если долго плакать возле мутных стёкол,
Высоко в небе появится сокол.

Этих двух строк достаточно, чтобы понять, что речь идёт о телесной смерти. Всё потому, что в тексте Гребенщиков даёт явную отсылку к 1-му посланию апостола Павла к Коринфянам, где тот рассуждает: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор. XIII, 12). В этом отрывке апостол говорит именно о смерти: теперь мы, живые телесно, видим Божественную реальность только «гадательно», «как бы сквозь тусклое стекло». А после смерти тела узрим духовными очами реальность Господа и нематериального мира «лицом к лицу».

В тексте Борис Борисович заменяет «тусклое» стекло на «мутное», хотя с поэтической точки зрения «возле тусклых стёкол» так же хорошо вписывалось бы в стих. Важнее, что «стёкла» упоминаются во множественном числе, а к этому прибавляется странное выражение «если долго плакать». Кто долго плачет? лирический герой? Думаю, множественное число должно подсказать нам, что плачет много людей – родственники, любимые, знакомые – каждый возле своего мутного стекла. И плачут они по умершему автору, который и сам, возможно, роняет слёзы по ту сторону стекла. Но происходит это ровно до тех пор, пока

Появится сокол высоко над тучей.

Предположу, что образ именно этой птицы зародился лишь благодаря рифме «стёкол – сокол». Если бы позволяло созвучие, должно быть, вместо него гордо реял орёл. Как бы то ни было, высоко в небе лирический герой осознаёт, что это он и есть – сокол.

И вдруг удивиться: а кто это теперь я?
Почему внизу туча, а надо мной ясно?

Обратите внимание на наречие «ясно» – мы вспомним о нём чуть позже, и именно в приложении к свету. А пока – главный герой ясно видит, как «внизу медленно бредёт моё племя»

В традиционном смысле племя – это наследники человека, его дети, внуки, племянники. Одним словом, вся родня в последующих коленах. А в широком смысле – все живые телесно люди, которым также предстоит пройти сквозь мутные стёкла. И которые призваны «лететь выше», как и воспаривший сокол:

А мне лететь выше, а мне лететь в солнце.

Всё сказанное выше отлично вписывается в христианскую концепцию загробной жизни. Наверняка православные «фундаменталисты» будут отстаивать позицию, что солнце – это метафора Господа. Но Гребенщиков не акцентирует на этом внимания. Он призывает вспомнить, что «внизу оконце с мутными стёклами, в которые бьются милые мои». Получается, что с высоты полёта сокола люди – как маленькие неразумные мотыльки, летящие на свет. Но по японской пословице: «И мотылёк целую жизнь живёт».

А дальше Гребенщиков совершает культурологический кульбит. Казалось бы, у солнца он должен ждать «милых своих» в некоем вечном сиянии. Но для музыканта рай – не раз и навсегда надетый венец за добродетельно прожитую жизнь, а вечное возвращение. Какова же цель «лететь в солнце»? Ответ следующий: «Сгореть и вернуться»! Здесь усматриваются индуистские мотивы реинкарнации. Да, для человека смерть – это переход абсолютной границы. Но за ней не вечное блаженство и не сонмы ангелов, поющих славу Господу, а возврат обратно в телесный мир.

Какою бы ни была реакция на сформулированный подход к осознанию жизни, для меня остаётся очевидным, что «Сокол» – песнь про смерть и про трансцендентный переход, который рано или поздно предстоит нам всем. Наверняка Борис Гребенщиков, как и любой другой человек, задумывался об этом и раньше. Но, кажется, столь акцентированная на смерти песня появляется впервые именно на «Лошади белой». За 2 года до этого, в «Беспечном русском бродяге», были «Мама, я не могу больше пить» и «Ну-ка, мечи стаканы на стол». И «Аквариум», как древние греки, праздновали и веселились, как будто для живых смерти нет, а когда она приходит – не застаёт жизни. Но прошло время, и вот уже вместе с «Соколом» появляется фатум-ориентированная песня «Господу видней». Что же дальше?